Кэтрин Куртц - [Легенды о Камбере Кулдском 1-2] Камбер Кулдский. Святой Камбер
Повелительный тон Джорема заставил человека по ту сторону ворот заколебаться, но затем он покачал головой.
— Мне очень жаль, сэр, но мы не открываем ворота после наступления темноты. Разбойники, воры — вы же знаете… Кроме того, сегодня вы не сможете увидеть настоятеля, он болен и лежит в постели. Приезжайте утром.
— Добрый человек, мое имя — Джорем Мак-Рори. Я из Ордена михайлинцев. Мой спутник — лорд Райс Турин. Уверяю тебя, что мы не стали бы ломиться сюда в такую погоду, если бы наше дело не было спешным. Ты откроешь ворота, или мне придется доложить завтра настоятелю о твоем упрямстве?
Глаза человека расширились от испуга. Он поклонился, и щель пропала. Секундой позже открылись ворота, монах все кланялся и кланялся, пропуская их.
Служка в грубой коричневой рясе уже готов был принять их лошадей, а другой монах в темно-серой сутане приветствовал их и пригласил следовать за ним.
Пока они шли за монахом по длинным коридорам, тот не сказал ни слова.
Они проходили мимо других монахов, которые, казалось, даже не замечали их.
Наконец друзей привели в маленькую комнату, в которой горели ароматические свечи, пахло травами и в каменном камине пылал огонь. Монах, приведший их, указал на сухие покрывала и сказал, что они могут погреться перед камином. Затем он исчез за тяжелой резной дверью, которая бесшумно закрылась за ним.
Джорем немедленно скинул мокрую шляпу и перчатки, снял плащ и повесил его сушиться.
— Сейчас нам принесут что-нибудь сухое переодеться, — сказал он, стянул сапоги и начал снимать тунику, — А пока давай-ка скинем с себя эти мокрые тряпки, пока не подхватили простуду!
Райс ухмыльнулся в ответ и последовал его примеру. Завернувшись, как в кокон, в сухое монашеское покрывало, он пристроился поближе к огню. От его мокрых волос пошел пар. Рядом с ним уселся Джорем, который, несмотря на беспорядок в одежде, каждым своим дюймом выглядел, как лорд, нисколько не потерявший своего великолепия. Райс с завистью покосился на него и решил, что ему никогда не удастся увидеть Джорема в неподобающем виде.
Дверь тихо отворилась, и оба они встали, когда в комнату вошли два человека. Первый был, вероятно, аббат монастыря. Серебро сверкало у него на пальцах и на груди, одежда была ярко-красного цвета, откинутый назад капюшон сутаны открывал бритую голову. У носа он держал большой платок, поминутно громко сморкаясь в него. Монах, сопровождавший его, нес на руке две сухие сутаны. Джорем поклонился и поцеловал перстень аббата.
— Благодарю, что вы пришли к нам, достопочтимый отец. Я отец Мак-Рори, а это — лорд Райс Турин, Целитель.
Райс тоже поклонился и поцеловал перстень.
— Мы очень признательны за гостеприимство.
Аббат ответил им поклоном.
— Не надо церемоний, отче, и примите, пожалуйста, сухую одежду, которую принес Эгберт. Я — Грегори Арденский, аббат монастыря святого Ярлата.
Он снова оглушительно чихнул, поднеся к носу платок. Брат Эгберт помог Райсу и Джорему одеться, после чего вышел из комнаты. Аббат подошел к камину и приложил руки к теплому камню.
— Мне передали, что вы из Ордена святого Михаила, отче, — сказал он простуженным голосом. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
Джорем обескураживающе улыбнулся и затянул веревку на талии.
— Мы бы хотели посмотреть списки вступивших в ваш Орден за последние несколько лет, отец аббат.
— Это официальная проверка?
— О, нет! Мы здесь по личному делу, как душеприказчики.
— Ясно.
Аббат явно почувствовал облегчение.
— Это можно устроить. Но если вы ищите конкретного человека, то он уже принял последний обет, а значит, не сможет увидеться с вами.
Райс искоса посмотрел на друга, затем откашлялся.
— Простите меня, отче, но, возможно, отец Джорем неясно выразился. Он выполняет мою просьбу. Дед человека, которого мы ищем, был моим пациентом долгие годы вплоть до смерти. На смертном одре он просил, чтобы я отыскал его внука и попросил молиться о душе усопшего. Ведь вы не откажете старику в его последней просьбе?
Аббат поднял бровь, затем пожал плечами.
— Конечно, это можно ему передать. Каждый человек имеет право оплакивать близких, даже если весь остальной мир рушится. Как его зовут? Может, я могу прямо сейчас сказать вам, где он.
— Бенедикт. А в миру… дед пожелал, чтобы прежнее имя внука осталось в тайне, — ответил Джорем. — Можем мы немедленно взглянуть на записи?
— Сейчас?! — Аббат с изумлением взглянул на Джорема. — Разве это не может подождать до утра?
— Дед этого человека испытывает большую потребность в молитве, — невозмутимо солгал Джорем. — Мы обещали ему найти его внука как можно быстрее. Кроме того, мы не хотим нарушать покой вашего монастыря дольше, чем необходимо. Если кто-нибудь из братьев проведет нас в архив и снабдит свечой или лампой, то мы будем очень благодарны.
— Понимаю.
Аббат снова пожал плечами и поклонился. По всему было видно, что он ничего не понял.
— Хорошо. Брат Эгберт покажет вам записи и даст все необходимое. Может, вы, господа, присоединитесь к нам на утренней мессе, а потом разделите с нами трапезу?
— Большая честь для нас, отче. — Джорем поклонился.
— Благодарим, достопочтимый.
Кинув недоверчивый взгляд на них и приложив платок к красному носу, аббат вышел из комнаты и скрылся в темноте коридора. Брат Эгберт повел их в противоположную сторону.
Перед большой тяжелой дверью они зажгли свечи, и монах открыл ее тяжелым железным ключом. Он указал на шкаф в дальнем углу библиотеки, заполненный туго свернутыми свитками — списками вступающих в монастырь, затем поклонился и исчез.
Когда скрип двери подтвердил его уход, Джорем поставил свечу на стол и вытащил один из свитков. Расстелив его на столе, священник быстро просмотрел заглавие.
— Decimus Blainus — десятый год правления короля Блейна. Это было не так давно. Даниель сказал, что мальчик ушел в монастырь двадцать лет назад?
Райс кивнул.
— Даже раньше, по его словам. Но лучше нам проверить лет пять-десять до и после этого. Дэн говорил, его внуку было тогда всего девятнадцать лет, но он все же был глубоким стариком и вполне мог спутать даты.
— Ладно. Двадцать лет — это 883-й год, как раз перед кончиной Фестила Третьего. Давай проверим за десять лет до этого, и пять лет спустя. Жаль только, нам неизвестно, как парня звали в миру, а родовое имя в церковные анналы не вносится. С другой стороны, много ли людей за пятнадцать лет взяли имя Бенедикт? Так что подбирай мне списки по годам, а я буду их просматривать.
Однако оптимизм Джорема оказался преждевременным. К тому времени, как Райс вернулся со свитками, перьями и чернилами, священник нашел уже четырех Бенедиктов.
Райс положил все на стол и взглянул через плечо друга.
— Рольф, сын Керрола, принят в Орден Бербилан и принял имя Бенедикт, находится в монастыре святого Пирана. Аволь, сын Джона Голдсикта, принят в Орегонто, взял имя Бенедикт и послан в монастырь святого Иллтида. Генрих, младший сын графа Дегена. Ну, этого мы можем исключить. Отец не подходит. Джозаф, сын мастера Гилларди… имя Бенедикт… святой Ултэн. И это всего за одиннадцать лет!
Райс вздохнул, сел за стол, обмакнул перо в чернила и приготовился писать.
— Начнем с этих троих. Те, что раньше, наверное, уже отдали Богу душу. Да и наш тоже мог умереть. Ну, давай, я буду записывать.
— Хорошо. — Джорем вздохнул. — У нас будет долгая ночь.
Через три часа они составили список из шестнадцати имен, правда, троих из них они могли исключить сразу как отпрысков известных дворянских фамилий. К несчастью, они не знали имени отца, а сведений о более дальних предках не было.
Так что в списке осталось тринадцать имен. Проверив по возрасту, они сократили число претендентов до десяти.
Теперь следовало найти списки умерших, чтобы удостовериться, кто из этих десяти еще жив.
В восточные окна библиотеки уже пробивался слабый свет, предвестник близкого рассвета.
Утро наступило, когда последний список был просмотрен и занял свое место в шкафу.
Друзья откинулись на спинки кресел и расслабились.
— Пятеро еще живы, и возраст подходящий, — пробормотал Джорем.
Он повернулся и громко зевнул.
— Хорошо, что мы настояли на том, чтобы прийти сюда сразу же. Представляешь, что было бы, если бы все монахи монастыря сейчас дышали нам в затылок, пытаясь понять, чем мы занимаемся?
Райс отложил перо, пошевелил уставшими пальцами, поднял со стола исписанный лист. Глаза его воспалились от бессонной ночи, но дело было сделано.
Эндрю, сын Джеймса, сорок пять лет, монастырь святого Пирана.
Никлас, сын Ройстона, сорок три года, аббатство святого Фоиллана.
Джон, сын Даниеля, сорок два года, монастырь святого Пирана.
